Социолог Асмик Новикова о движении «Лев против»

Асмик Новикова — руководитель исследовательского отдела фонда «Общественный вердикт», социолог, которая занимается вигилантами — движениями, стремящимися навязать обществу свои правила, замещая собой как полицию, так и суды. Одно из таких движений сегодня — «Лев против», которое этим летом подняло шум в «Яме» на Хохловской площади, запрещая местной публике распивать спиртные напитки, устраивая драки и привлекая на свою сторону полицию.

Когда мы в фонде «Общественный вердикт» начинали наше исследование, термин «вигиланты» был новым практически для всех. Это правильно, что он входит в словарь, потому что у нас принято смешивать активистов, правозащитников и вигилантов.

И правозащитники, и классические вигиланты живут не своими текущими проблемами, а борются с изъянами мироздания. При этом правозащитники используют инструменты от юридических и информационных до адвокативных для защиты прав человека на практике. Фонд «Общественный вердикт» занимается вопросами прав человека и правоохранительными органами. Другой пример правозащитной организации — проект «ОВД-инфо».

Вигиланты — это люди, которые берут решение проблем в свои руки, подменяя собой официальные структуры. Бывают идеологические вигиланты, например, движения SERB и НОД, которые стремятся ликвидировать оппозицию, считая, что инакомыслие подрывает общее благо. И, видимо, члены этих движений считают, что официальные власти хотят того же и не справляются с этой задачей. Отдельный вопрос, что на самом деле стоит за этими движениями.

Еще есть гражданские активисты — группы, которые тоже защищают некое общественное благо, но они это делают, не пытаясь собой заменить правоохранительные органы. Они могут протестовать, могут предлагать властям решения, но само решение ждут от законных властей. К примеру, противники мусорных свалок в Архангельской области сами не ликвидируют стройку. Они протестуют, но не уничтожают технику. Аналогично — противники застройки многоэтажками Кунцево.

Рост виджилантизма связан с социальными проблемами и сбоями в механизме функционирования власти, когда есть тенденция к тому, что в науке называется failed state — несостоятельная государственность. Один из изводов виджилантизма — парамилитари — неформальные, частные армии.

В Южной Америке долгое время борьбой с наркотиками занимались парамилитарные структуры. Или, проблема пиратов в Сомали была решена с помощью частных военных компаний.

Российских казаков мы тоже неохотно, но относим к вигилантам потому, что когда они выходят на некое общественное поле деятельности. Гражданин, попадая под их удар, не знает, кто перед ним — реестровый казак (уполномоченный государством помощник полиции) или не реестровый, который самостоятельно решил наводить общественный порядок. Необходимо учитывать, что в России деятельность реестровых казаков регулируется — это сертифицированные вигиланты, в отличие от тех движений, которые сейчас на слуху в Москве, таких как «Лев против».

Существуют еще народные дружинники, деятельность которых регулируется специальным законом. Что может и не может народный дружинник ограничено как раз профильным законодательством. А как может себя повести вигилант — знает только он сам. В каждой конкретной ситуации вигилант считает, что он и есть власть, и принуждает оппонента делать так, как вигилант считает правильным. При сопротивлении в лицо жертве летит струя перцового газа, как мы наблюдали в «Яме». Вигиланты сами выявляют «нарушение», сами его квалифицирует, сами определяют наказание и сами и наказывают.

В Скандинавии, Северной Европе появилось сегодня достаточно много вигилантских групп. Во Франции после всплеска иммигрантской активности тоже набрали силу вигилантские движения, но французы достаточно быстро дали понять, что полиция, при всех ее плюсах и минусах, им ближе и понятнее, чем самоорганизованные группы охраны граждан.

Сейчас стремительно развивается цифровой виджилантизм. Например, выявляется какой-то нарушитель и начинается его репрессивное преследование в соцсетях. В Китае это очень развито, допустим, кто-то не платит алиментов, его травят. В России есть группы, которые занимаются очень агрессивным троллингом и преследованием феминисток. Еще у нас весьма активны группы, которые выслеживают девушек, которые занимаются проституцией, — их фотографии рассылаются родственникам, всем возможным работодателям, делают их истории максимально публичными. Как бы мы не относились к проституции, право на частную жизнь и защиту приватности никто не отменял, а попытка построить морально безупречное общество посредством досок позора приносит только сомнительного свойства удовлетворение борцам, не считая вреда для самого общества и его нравов.

Центру Э (Центр противодействия экстремизму) удалось разобраться с нацистами. Рядовые члены нацистских организаций, когда исчезла возможность использовать традиционную символику и говорить понятными им лозунгами, встали под знамена ЗОЖ. По всем регионам появились «русские пробежки» — то есть достаточно вегетарианские формы публичной активности.

Был жуткий период, когда число людей, зверски убитых на улицах, росло каждый год. Все убитые - явные визуальные меньшинства (узбеки, таджики, армяне и др.) Практиковались акции «белый вагон», когда группа наци заходила в вагон метро, и пока поезд шел до следующей станции, расово несоответствующих пассажиров избивали. Жалобы полиция принимала, но долго не признавала мотив расовой ненависти, заявляя, что это просто криминал.

Наконец полиция осознала проблему и начала работать, основных лидеров посадили, и у правых радикалов возникли лайт-формы активности — идеология патриотизма, русского духа, замешанная на физической красоте, «правильных» отношениях между мужчиной и женщиной. Затем они стали придумывать рейды по общежитиям против нелегальных мигрантов — пик в Москве и ряде других городов приходится на 2008 - 09 годы. Они тогда пытались найти публичные формы для своей деятельности, чтобы, с одной стороны, проявить идеологию, с другой — снизить для себя риски уголовного преследования.

Другая лайт-форма активности — рейды по магазинам в роли тайных покупателей для выявления продажи сигарет и алкоголя несовершеннолетним. Ясно, что ничего они не выявляли, а «создавали» своими действиями факт такой продажи, используя в качестве покупателя подсадного несовершеннолетнего. Чаще всего, эти несовершеннолетние выглядели как крепкие половозрелые граждане. Все это делалось под эгидой здорового образа жизни и защиты русского народа.

Вигилантам обычно надо чувствовать себя активными членами общества и реализовывать свою идеологию. Очень многие нацисты вошли в вигиланские группы, которые сами и создали. Тот же Лазутин входил в «Оккупай педофиляй», — проект, который является примером трансформации нацистской деятельности во что-то относительно социально одобряемое — борьбу с педофилами. Идеология проекта строилась на двух простых идеях: во-первых, над жертвой издеваемся, но ее не калечим и, во-вторых, максимально извлекаем денежную выгоду. Если жертву искалечить, это преступление публичного обвинения — вне зависимости от желания жертвы должно начаться расследование, а если облить на камеру мочой и выложить в сеть – это унижение, травм нет, а уголовное преследование возможно лишь в случае частного обвинения, то есть если жертва сама обратится в следственные органы. Не заявил — не будут расследовать. Понятно, что никто из геев, которых выявляли с помощью подставы и над которыми издевались напоказ, снимая унижение на видео, не заявлял о произошедшем в полицию. На это и был расчет. Полиция ждала пострадавшего, который заявит, и который не сорвется в ходе процесса. На одной из региональных акций педофиляевцы перестарались и покалечили человека (хотя у них была инструкция — об этом сейчас стало публично известно).

А монетизация была устроена просто: рейды или акции по выявлению педофилов продавали как развлечение. Это назвалось сафари и можно было купить билет, чтобы поучаствовать в «охоте».

Движения трансформируются под давлением правоохранительных органов — это видно на примере нацистских группировок. Впрочем, милиция/полиция с этим справлялась, поскольку нацисты практиковали прямое жестокое насилие. В какой-то момент у меня было исследование — сотрудники полиции Воронежа мне рассказывали, что на одной территории у них периодически возникали трупы бездомных: «Мы поняли, что нас как ментов это задевает, что у нас под боком действует банда и убивает». Они всех местных активных нацистов «завинтили». Это касается и других регионов. В целом нацизм либо перетек в какие-то другие формы, либо ушел в подполье. Есть другой кейс — «Ночной патруль» — вигиланская организация в Кировской области. Это то, что называется grassroots — самозародившееся движение. После серьезного ДТП, виновник которого был в состоянии опьянения, но в итоге избежал ответственности, местный бизнесмен Сергей Косолапов решил, что так дальше нельзя, что пьянство на дорогах - реальный бич. Косолапов собрал группу водителей, они выезжали в пятницу - субботу - воскресенье вечером в авторейды в поисках пьяных за рулем. Они их догоняли, фиксировали факт нарушения закона, вызывали полицию. Это абсолютно вигиланская практика, пусть и не лишенная смысла. Патруль работал достаточно эффективно. Они дежурили у ночных клубов, дожидаясь пьяных водителей, и потом преследовали их. Власти увидели, что группа популярна, что у Косолапова растет политический капитал, и они очень быстро его кооптировали и стали ездить совместно в ночные рейды. Их поддержал Сергей Солодовников — на тот момент глава Кировского управления МВД, но патруль продолжал оставаться вигиланской практикой. Но до прошлого года. Виджилантизм всегда стремится к хайпу и морализаторству, и это, надо полагать, стало одной из причин перерождения проекта.

Год назад Косолапов распустил проект, объявив, что те кто сейчас участвуют в рейдах, хотят исключительно хайпа и вседозволенности. Косолапов ушел, но организация никуда не делась и вошла всем составом в народную дружину. То есть их превратили в сертифицированную квази-полиция при региональном МВД.

Сложно сказать, можно предположить, что выбор связан с тем, что «Яма» локализована. По этому ограниченному пространству можно ходить и заниматься уличным террором. Все происходит в одном месте, его можно охватить, там собирается определенного рода публика, с которой они могут справляться. Если уйти от «Ямы» на Чистопрудный бульвар (расстояние в 300 метров), то можно обнаружить группы компаний, которые приносят из дома пледы, бокалы, вино, штопор, красиво разливают и изящно отдыхают как на пикнике, а где-то на травке еще местные мирные алкоголики. Но «Льва против» там нет. Год назад они пытались на прудах проводить рейды, но не получилось. Рядом театры, посольства, много мимо проходящей приличной публики, которая не очень понимает, что это за проявления фашизма (а идеология именно фашистская в классической форме — «вы все тут ублюдки и недочеловеки, а мы вас сейчас научим и принудим правильно жить»).

«Яма» — ограниченное пространство. Как писал культуролог Йохан Хейзинга, чтобы игра состоялась нужно несколько условий, одно из которых — четко очерченное пространство, понятные границы игровой зоны. Кроме того, в игре важен процесс, а не результат. Вот это мы и наблюдали в «Яме». По рейдам видно, что для всех участников важно происходящее, сам процесс. «Льва» уже ждут, он и сотоварищи появляются под аплодисменты. Тут же мы видим профессиональную полицию, которая находится здесь не столько чтобы чего-то добиться от студентов, а поскольку тут будет «Лев против», и сотрудники МВД хотят предотвратить мордобой, подобный тому что был 31 мая. Начинает работать следующая схема: идет триумфальное шествие «Льва», они рассредоточиваются по «Яме». По углам сидят львиные квази-оперативники, которые высматривают тех, кто выпивает, дальше они идут к полицейским, а полицейские берут под козырек и, как болбои в теннисе, бегут выполнять. Лазутин выглядит как карикатурный Кадыров и возглавляет хаотичное движение по «Яме». За ним перемещается группа поддержки, все с камерами, все снимают, получается такое облако света. Из этого облака возникает Лазутин с нравоучениями, изъятиями алкоголя и его уничтожением (выливанием).

Это все вызывает большие вопросы, но внешне выглядит как будто полиция утомилась. С одной стороны, подходит гражданин и сообщает о нарушении. Строго говоря, полиция должна реагировать, с другой стороны, там понимают, что проблема высосана из пальца, и никаких общественных последствий гуляния в «Яме» не несут — мирная и безопасная молодежь проводит время там, где, как и предполагалось, самозародится уличная жизнь. Это пространство и было для того создано.

Из опыта мы знаем, что однажды их настигнет уголовная репрессия, или административная — их на чем-то поймают. Либо же им предложат какие-то формы активности, чтобы иметь возможность их контролировать, а при этом самим львам создать иллюзию их значимости. Годное для этого место — какой-нибудь общественный совет при государственном ведомстве. Почета много, практических последствий, в том числе вреда, нет.

Росгвардии есть чем заниматься. Полиция заблаговременно, по действующему регламенту отношений между МВД и Росгвардией делает запрос, чтобы полиции дали силовую поддержку, им выделают росгвардейцев. Это не делается на раз-два-три. В некоторых регионах уходит на согласование силовой поддержки больше суток, в Москве быстрее, но тем не менее. Это раньше ОМОН был полицейский, а после реформы 2016 года относится к другому ведомству.

Местные жители жалуются на шум, мусор и испражнения. Это все имеет свои основания, но не ОМОНом и полиции этим заниматься. Это вопрос к городским властям. Проблема шума решается очень просто — регламентируется активный период работы, так что концерты ночью не устраиваются, для мусора нужно установить большие контейнеры, а последняя претензия исправляется установкой туалетов. И все. Возникает вопрос, почему городские власти, создавая общественное пространство, позабыли о таких насущных вещах. Вигиланты же этим воспользовались, устраивая свои перфомансы и кликабельный видео-контент.

«Яма» — отличное общественное пространство, но необходимо найти приемлемые правила игры, а разгонять молодежь Росгвардией с помощью карикатурных товарищей — дорога в никуда.

Стратегия власти в отношении вигилантских движений – это кнуты и пряники. Но и сами граждане умеют с ними справляться. Например, «Лев против» ушел в прошлом году с Болотной площади, известном месте тусовки неформалов, после ряда конфликтов, - они там по все той же схеме избивали местную публику, но одна из пострадавших в ходе рейда поборников нравственности – Анастасия Виноградская, начала общественную кампанию. Была составлена коллективная жалоба, ее отнесли в ГУВД. Мы (фонд «Общественный вердикт») консультировали инициаторов по их жалобе. Анастасия стала приходить на Болотку и параллельно снимать рейды «Льва». Что мы знаем про рейды? Только то что показывают сами вигиланты, они сами освещают и монтируют материал. Виноградская стала показывать то, как это все выглядит на самом деле, снимать и выкладывать. В итоге вигиланты с Болотки ушли. Контрвигилантские действия можно наблюдать и в «Яме». Через неделю после побоища в конце мая молодежь пришла в «Яму» с противогазами и перцовыми баллончиками, инициативные граждане стали раздавать инструкции, как вести себя с агрессорами. Главное — вигилантов стали высмеивать: при каждой ситуации контакта Льва с людьми в «Яме», народ начинал улюлюкать и громко аплодировать. Когда «поборников закона» высмеивают, патетичное видео уже не снимешь, жанр уже получается не тот.

Общество должно смотреть на себя не через кривое зеркало, любое исследование — вклад в понимание, кто мы и какие мы. Это важно. Для чего это нужно фонду «Общественный вердикт»? Здесь много рисков для соблюдения прав человека, и нужно найти противодействие. Наши юристы, исчерпав все юридические возможности в России, подготовили уже две жалобы в ЕСПЧ в защиту пострадавших от вигилантов, одна жалоба уже зарегистрирована — это жалоба в ЕСПЧ в связи с казаками, которые угрожали феминисткам на Кубани и сорвали проведение фем-лагеря.